France.ska
Стоит только с силой выдернуть сознание из сети, как сразу чувствуешь прогорклый металлический вкус жизни. свернувшаяся застарелая кровь на губах, у меня болит отсутствие сердца. а потом мы сидим за столиком прямо посреди загородного хайвэя, и сквозь проезжающие тонны железа и пластика мой голос звучит, как звон хрустального бокала в пустом концертном зале.
- здесь ничего нет, но это ничего принадлежит мне.
мы играем в кости, и пьем "секс на пляже", а ты говоришь о заниженном рейтинге и несправедливости звукозаписывающих компаний. мои губы высохли на ледяном солнце, и остается только думать. ты знаешь, - пишу я на рассыпающемся буквально на глазах листке, - никто из нас не живет постоянно, то есть, что я хочу сказать, не чувствует этой энергетической волны, физических и химических процессов. но все это можно ощутить усилием воли, мне это удается. и в таком состоянии понимаешь, что однажды все реакции оборвуться, как звонок, которого ждал всю эизнь посреди разговора. а потом нет ничего, и это ничего не пренадлежит уже никому. нет, сладкий, я не согласна отдавать свое право кому бы то нибыло, даже если этот кто-то ставит мне подножки, и я ничем не могу помочь своему жалкому существу.
мои пальцы испачканы в клубничном джеме, в голове мысли наперебой, что-то вроде смеси из "я люблю курта кобейна" и "это был первый день записи второго, трудного альбома placebo-without you i'm nothing". я знаю эту запись почти наизусть. ревновать людей к книгам - самое странное и неловкое из всех чувств. к книгам и к музыке. так я ревную "парфюмера" к половине своих избранных и думаю о том, что мне известно о жан батисте больше, чем вам.
а потом он стоял на сцене, точно так же как тогда, на площади, когда его собирались казнить. и от него пахло все теми же духами , неописуемыми и незаметными одновременно. он стоял и смотрел на плод своих непосильных многолетних трудов и медленно осознавал, что боится. боится тридцати тысячной толпы, считающей его Королем Мира.
- здесь ничего нет, но это ничего принадлежит мне.
мы играем в кости, и пьем "секс на пляже", а ты говоришь о заниженном рейтинге и несправедливости звукозаписывающих компаний. мои губы высохли на ледяном солнце, и остается только думать. ты знаешь, - пишу я на рассыпающемся буквально на глазах листке, - никто из нас не живет постоянно, то есть, что я хочу сказать, не чувствует этой энергетической волны, физических и химических процессов. но все это можно ощутить усилием воли, мне это удается. и в таком состоянии понимаешь, что однажды все реакции оборвуться, как звонок, которого ждал всю эизнь посреди разговора. а потом нет ничего, и это ничего не пренадлежит уже никому. нет, сладкий, я не согласна отдавать свое право кому бы то нибыло, даже если этот кто-то ставит мне подножки, и я ничем не могу помочь своему жалкому существу.
мои пальцы испачканы в клубничном джеме, в голове мысли наперебой, что-то вроде смеси из "я люблю курта кобейна" и "это был первый день записи второго, трудного альбома placebo-without you i'm nothing". я знаю эту запись почти наизусть. ревновать людей к книгам - самое странное и неловкое из всех чувств. к книгам и к музыке. так я ревную "парфюмера" к половине своих избранных и думаю о том, что мне известно о жан батисте больше, чем вам.
а потом он стоял на сцене, точно так же как тогда, на площади, когда его собирались казнить. и от него пахло все теми же духами , неописуемыми и незаметными одновременно. он стоял и смотрел на плод своих непосильных многолетних трудов и медленно осознавал, что боится. боится тридцати тысячной толпы, считающей его Королем Мира.